Еще один рассказ про магию среди бела дня из моей книги.
возможное не больше, чем появление зелёной растительности
в нашем городе.
городской словарь крылатых фраз и выражений
особенно тянет попробовать, что же за кофе у "зелёного листка" в четверг. потому что если причина четверговых безумных историй не в том, что туда подмешивают что-нибудь эдакое, то дело тут настолько таинственное и тёмное, что вполне годится для одной из таких небылиц.
короче говоря, по четвергам газета сходит с ума и публикует всякую ерунду — иногда смешную, иногда мистическую, а иногда и вовсе нуждающуюся в расшифровке или даже не поддающуюся ей. такова традиция: взял с собой в кресло четверговый "листок" — не верь ни единому слову. конечно, странный номер все читают так же тщательно, как и любой другой. в конце концов, это наша единственная газета.
все любят "зелёный листок" ещё и за название. дело в том, что триста лет назад в город не пришёл апрель, а за ним не пришли май, июнь и так далее вплоть до ноября. семь месяцев просто пропали из года, и вот получилось так, что зелёным в городе остался только печатный ежедневный листок, пахнущий типографией и кофе. и комнатные растения, сделавшие себе на нашем несчастье гигантскую популярность. я сам держу цветочную лавку — именно поэтому у меня есть время, чтобы записывать свои праздные мысли и впечатления.
итак, сегодня как раз четверг. я готовлю себе крепкий пряный чай на сливках (кофе по четвергам кажется мне излишним), расчищаю от котов, хорька и медвежонка плетёное кресло, пару секунд любуюсь на красивый логотип "зелёного листка" (вполне предсказуемо, что это зелёный листок, похожий, я слышал, на липовый и изображённый под стеклянным колпаком) и, настроившись на свежие фальсификации, читаю:
"ДВЕРИ ИЗ НИОТКУДА
дом из дверей посреди Серомятного бульвара: галлюцинация или цирковое шоу?
представьте себе Серомятный бульвар в это время года — или в любое другое. тусклый асфальт, треугольнички-клумбы с американскими горками из коричневых, белых и бежевых камней, тихая дорога и почти одинаковые кирпичные дома вокруг. там могут быть или не быть дети, птицы, кучки мусора, даже со скамейками не всё так однозначно, но что касается небольшого шалаша, сооруженного из двух наклонённых друг к другу деревянных дверей, обтянутого тряпками и строительной плёнкой и населённого иноземными жителями, количество которых не удалось однозначно установить — его на Серомятном бульваре, нарисованном вашим воображением, нет решительно и твёрдо. если, конечно, окна вашего дома не выходят прямо на упомянутый участок городского пространства. если же это не про вас, а вы всё равно с недавнего времени не мыслите Серомятного бульвара без непонятного вигвама — скорее всего, вы — корреспондент "зелёного листка", пришедший туда пролить слёзы и свет на новоявленную загадку, — то есть я. что, конечно же, абсурд, ведь я — это я, но на то, в конце концов, сегодня и четверг."
по сравнению с прошлой неделей — интервью с мальчиком, смешавшим фисташковое мороженое с вустерширским соусом и научившийся в результате звонить по факсу на луну — этот номер, похоже, обещал многое. я повесил на дверь лавки табличку "пишите письма или приходите позже" и стал читать дальше.
"ВЕНЕДИКТ-ИЛИ-БЕНИАМИН
обитатель дома из дверей рассказывает о себе.
— я вошёл в дом осенью, на фестивале молчания. словами описать невозможно, что это за мероприятие. изо всех дыр съезжаются любители послушать тишину и молчат три дня и две ночи. музыка и разговоры строго запрещены, их оставляют при входе. конечно, спросить что-то вроде "где вы взяли воду?" или "который сейчас день?" можно, но не более. музыкальным инструментам не позволено и этого, так что большинство участников просто оставляют их дома, хотя, по-моему, правильнее не-играть, чем не играть. приехать без инструмента каждый может, но какая же это музыка? я — виолончелист в небольшом, но серьёзном оркестре. мы приехали во всеоружии и выступали целых четыре часа. молчать на виолончели столько времени — очень тяжело, зато это — настоящее, высокое молчание! мне показалось, что наша тишина была лучше, чем у двух других групп, но, без сомнения, у всех свой стиль.
к вечеру пришёл туман, и я, как обычно, заблудился, а дорогу к нашим палаткам спрашивать не хотел и даже жесты и эсэмэски считал нарушением молчания. мне повезло — я увидел дом из дверей, и даже не удивился: для фестиваля он выглядел чуть ли не обыденно. виолончель нужно было спасать от тумана, который мог заползти внутрь и испортить инструменту настроение. я открыл третью дверь — треугольную, между двумя другими, горизонтальными; сейчас на её месте эта прекрасная строительная плёнка… внутри были ковры, круглые подушки и люди, но в основном ковры. средних лет женщина — это наша Принцесса — курила что-то через блок-флейту, не издавая при этом ни звука, кроме бархатистой, уютной тишины. мудрый с виду старик как из моих любимых рассказов (он молчал так естественно, будто всю жизнь этим занимался и не собирался прекращать и после). дети, рассаженные по цвету волос в радужном порядке, все с набитыми яблочным пирогом ртами. и три красивых девушки, выглядевшие так, как будто заметили моё появление… я так обрадовался внезапному знакомству, что втиснулся в дом целиком и молчал там до конца фестиваля — так, как давно не молчал. с тех пор я ношу белые штаны и собираю еду, когда не сплю.
почему Венедикт или Бениамин? да просто я не помню, как именно; не часто приходится произносить, а на виолончели все имена звучат похоже.
—
с этими словами музыкант, сверкая белыми штанами, удалился в свой треугольный дом. я, корреспондент "зелёного листка", осталась снаружи — разумеется, чтобы доблестно следить за развитием небывалых событий во что бы то ни стало. пошёл дождь — довольно сильный, но, по-видимому, быстрый; такой когда-то называли травяным. зачем я пишу в газете про какой-то дождь? мне показалось необычным, что капли не затрагивали дома из дверей. обе двери, и даже самозародившиеся на них, как это всегда бывает, объявления о раздаче свежих котят оставались сухими. выглянуло солнце, и из-за строительной плёнки ко мне вышла девушка лет двадцати четырёх с четвертью. она держала огромный радужный зонтик, с которого капала вода — как будто внутри дома шёл травяной дождь. девушка улыбнулась — одного переднего зуба не хватало, зато соседний был золотым, — прозвенела серёжками и пригласила меня внутрь — обсохнуть и взять у неё интервью, раз уж мне так хочется. у неё были такие дивные золотистые волосы-одуванчик и янтарного цвета глаза, что я сразу же согласилась.
в доме из дверей места было больше, чем кажется, но меньше, чем нужно. была даже мебель — две разноцветные, как паркет во Дворце, деревянные тумбочки и мерзкий кухонный стол из притворного дерева — у стола были наполовину спилены ножки, скорее всего потому, что табуреток не предусмотрено. два миниатюрных батута — на них, я думаю, спят — и огромный ящик из кожи, на котором неоновыми красками нарисован предупреждающий знак: "ОПАСНО для вашего мозга и вселенской гармонии!!". ящик был закрыт, но половина зелёного носка нахально торчала наружу. верхом на опасном предмете сидел пожилой мужчина и молча думал. мы не стали его отвлекать и сели на край батута у входа. девушка представилась, её зовут Фишка. в плохом настроении — просто Фи.
ЗЛ: Фишка, а где же все остальные?
Ф: там! (неопределённо машет рукой в сторону противоположной входу занавески. лично мне было бы спокойнее надеяться, что это значило "на бульваре", потому что по логике там был именно он, но тихие голоса и запах кофе из-за занавески заставляли сомневаться.)
ЗЛ: как вы жили до дома из дверей?
Ф: да точно так же. только тогда я работала в магазине настольных игр и всё было совсем по-другому.
ЗЛ: настольные игры — это здорово. и почему вы ушли?
Ф: меня выгнали. за прогулы. я так уставала ночью, что по утрам будильник из жалости не звонил, и я опаздывала на полдня.
ЗЛ: о. а будет ли тактично поинтересоваться…
Ф: мы играли. ночью! это я придумала! (радостно смеётся, пока у нас обеих не закладывает уши.) в моём распоряжении был целый магазин с играми — как можно упускать такую тему? постоянные покупатели и мои друзья знали, что если зайдут к нам ночью, найдут там меня, крепкий чай и любое приключение. охранник был в восторге от идеи, так что проблем у нас не было, и мы все вместе играли до самого рассвета. долго я не продержалась, потому что спать двадцать четыре часа в неделю (два моих выходных дня) — это мало. я жертвовала работой, потому что не играми же жертвовать, в самом деле!
ЗЛ: и вас выгнали.
Ф: оглушительно и бесповоротно. но не переживайте — как видите, мне нашёлся дом из дверей, и я не унываю.
ЗЛ: расскажете, как это случилось?
Ф: в тот же вечер, когда меня уволили. я шла со своей последней зарплатой за тремя банками сгущёнки, и, честное слово, съела бы от горя все три и умерла от боли в животе, предварительно растолстев. на пути домой, проходя мимо уже не моего магазина, я увидела свет в витрине и очень обрадовалась, что там собираются и без меня; забыла про то, что собиралась объесться и умереть, и вошла внутрь. в зале никто не ни во что не играл, а посередине стоял этот самый дом, из него кто-то тихо и жалобно играл на виолончели (которая, по моей тогдашней логике, не должна была туда даже поместиться). я решила заглянуть, ведь я ужасно люблю ходить в гости — и у меня даже была сгущёнка к чаю. там тогда было очень тепло, мебель из твёрдого сена и запах ромашкового отвара. за чаем мне сделали предложение, или заключили контракт, или дали работу — не знаю, что именно это такое, но, так или иначе, на данный момент я при деле и очень счастлива. (много, очень много радостного смеха.)
ЗЛ: и что за дело, если не секрет?
Ф: секрет! но вам расскажу, мне нравится ваша юбка. я изобретаю новую игру! настолько новую, что она будет вообще ни на что не похожа. для этой работы годится только кто-то, проигравший и выигравший во все игры мира и хотя бы немного осведомлённый об остальных. это я! (смех.)
ЗЛ: прекрасное занятие. а что вы собираетесь делать, когда закончите?
Ф: играть в неё! а потом перееду из дома обратно к маме, я соскучилась. пишу ей письма каждый день на кусочках паззла. мамочка тоже скучает, но не волнуется — ей иногда снится дом из дверей, и она видит, что что я умеренно кушаю и читаю хорошие книжки.
—
следующим со мной заговорил старик с опасного ящика с носками. он не представился, потому что забыл своё имя восьмого сентября тысяча девятьсот тридцатого года. его объяснения о природе дома были так туманны, что я почти ничего не поняла — тем более, что отвлекалась на плакаты на потолке-стенах-дверях, например "конкурс: узнай своего плюшевого мишку по запаху", "танцы до послеследующего утра" или "поймал мыша — дави его не спеша (ролевая игра для взрослых)". когда до меня всё же что-нибудь доходило, безымянный дедушка довольно хмурился, и излишки тумана выходили у него из ушей. было что-то про энергию, получаемую из коллективного беспредельного, а так же такие вещи, которые не стоит пересказывать в газете.
когда вместе с нитью повествования я начала терять ощущение реальности, мне на помощь прибежала маленькая круглая девушка, похожая на жутко симпатичную поганку и вся в салатном соусе, и в передышках между смехом отказалась интервьюироваться.
— я тут так, бездельник, ношусь туда-сюда и всех прикалываю. ребята говорят, что если бы у нас были должности, я стала бы Бесполезной Тапочкой. сейчас я выцеплю вам Принцессу Крокодил. она у нас орк, вот с ней и поболтаете.
орк оказался красивой до дрожи женщиной всегда сорока двух лет. у неё рыжие волосы, стальные нервы; она курит в замочную скважину правой двери и рассказывает, что дом нашёл её на съёмках фильма с её именем и участием.
— не видели? ну и правильно, ужасающий фильм, не смотрите даже если вас будут умолять об этом голодные жабы (а они могут: играли массовку и теперь жаждут славы). там всё ради движухи делалось, процесс, коллективное умопомрачительное и всё такое, понимаете?
— в некотором роде, — честно вру я. — Принцесса, а почему вы орк? вы же человек… или, в крайнем случае, крокодил.
— я принцесса. а орг — в смысле организатор. ну, знаете этих ребят — шило, энтузиазм, все дела, и непонятно, зачем им самим это надо. мы же этим в доме и занимаемся — дед вам не объяснял? небось надымил как всегда и только.
смотри. можно же на ты, да? есть человек и есть, например, книга. когда они друг друга читают, содержимое человека складывается с содержимым книги (и если это не слишком плохая книга, процесс происходит не буквально), и на этом всё заканчивается. такое действие производит достаточно энергии, чтобы создать мир, сготовить обед с удовольствием или спасти кому-то жизнь — и только. а вот если взять двух человек и по книге на каждого и заставить их во время икс в месте игрек обменяться книгами/людьми, к эффекту добавится действие, усложнив и усовершенствовав процесс в нереально великое количество раз. полученную в результате энергию можно использовать так же банально, как в предыдущем примере, а можно потратить на что-то действительно стоящее, вроде дома из дверей.
понятное дело, что раз забрал — надо и отдавать, иначе грустно, вот мы и помогаем везде, где творится что-то хорошее и коллективное. нам уже прилично лет, мы раскрутились настолько, что можем позволить себе полноценные чудеса.
вот взять Веника — он ужасный виолончелист, даже когда не играет, а фестиваль молчания — отличная штука. мы спасли обоих. не обязательно везде подбирать новичков, междудверье большое, но не бесконечное. просто если видишь, что люди где-то делают нечто забавное, неплохо бы им помочь. а дальше уж как пойдёт. я, кстати, тоже пойду. у нас по плану отбытие три часа назад, так что через полчасика можно потихоньку трогаться, а дел ещё на полдня. всего хорошего и всех добрых! hej do!
—
что ж, дорогие читатели. я знаю, что вам понравился этот номер и вы не поверили ни слову. всего доброго и всех хороших и до завтра. hej do!"
я дочитывал уже в сумерках, что было непонятно, но вполне устраивало: открывать лавку и работать было уже поздно.
—
на следующее утро газета пахла булочками, традиционным кофе и — на удивление — чем-то свежим. заголовок статьи на передовице был напечатан ярко-зелёными чернилами. в непонятном предвкушении, хотя завтрак был уже съеден, я принялся за "зелёный листок". сегодня он был одинарный, всего одна маленькая заметка:
"ТРАВЯНИСТАЯ ИСТОРИЯ
в тихом центре города, посреди Серомятного бульвара через асфальт пробивается приблизительно полтора квадратных метра свежей газонной травы. редакция уверена, что это — только очень хорошее начало. поздравляем горожан — и спасибо за кофе!"
в каждом доме как минимум одна пара глаз, на секунду позеленев, уставилась в газету. сегодня — пятница, а значит, нужно поверить.